В Шотландии незадолго до начала первой мировой войны в качестве военного капельмейстера ансамбля королевских морпехов проходил службу лейтенант Фредрик Рикетс. В свободное от музыкальной службы время Рикетс, как и всякий уважающий себя джентльмен, увлекался игрой в гольф.
Одним из его партнеров был человек по каким-то причинам скрывавший свое настоящее имя под псевдонимом «полковник Боуги».
читать дальшеСудя по всему, в гольф полковник играл не очень (bogey – термин, означающий неудачный проход лунки, значит, прозвище явно саркастическое, хорошего игрока так не назовут), но при этом имел странную привычку предупреждать о своем ударе характерным посвистыванием сквозь зубы. Рикетс запомнил и на основании короткой музыкальной фразы создал «марш полковника Боуги».
Поскольку подработки на стороне английским морпехам были запрещены, произведение было опубликовано за авторством некоего Кеннета Альфорда. Сочинение моментально стало популярным – в воздухе пахло грозой 14-го года, и спрос на военные марши был объективно оправдан.
После войны популярность марша стремительно росла. К 30-м годам было продано более миллиона нот, мотив по праву считался шлягером.
Мы не знаем, слушали именно эти бойцы (на фото ниже) марш полковника, но один из них (помечен крестиком) высоко ценил и марши, и парады, и военную массовку, и зажигательные речи.
В начале 30-х немецкий народ вполне демократическим путем выбрал этого, помеченного крестом, человека канцлером Германии.
Росли амбиции канцлера, росла и популярность марша. Очевидно, что где-то эти прямые роста должны были пересечься.
У марша полковника Боуги до определенного момента не было слов, в каком-то смыле он был самодостаточным. Именно Гитлеру и его окружению мы «обязаны» тем, что к мелодии впервые добавился текст.
В годы второй мировой войны, помимо собственно ведения боевых действий, воюющие стороны активно занимались пропагандой и контрпропагандой. Английский специалист по контрпропаганде Тоби О’Брайен получил заказ от британской разведки на создание простого и легко запоминающегося произведения в формате «народной песенки», где в уничижительном виде показывались бы вожди Третьего рейха.
От чего-то нужно было оттолкнуться. И Томи О’Брайен решил нанести удар ниже пояса (в буквальном смысле). В качестве рабочей гипотезы О’Брайен, поневоле на время переквалифицировавшийся в специалиста по гениталиям «сверхчеловеков», предположил, что у «жирного борова» (Геринг) скорее всего нет яйца.
Обоснование было так себе – во время пивного путча 1923 г. демонстрация нацистов была расстреляна полицией. Гитлер достаточно быстро «сдернул» с поля боя (ему было что терять), а вот Геринг получил ранение в пах, после чего долго лечился, подсел на морфий, сильно пополнел и потом достаточно долго выступал мишенью скабрезных шуток своих партийных геноссе по поводу его мужских достоинств, которые не прекратились и после «доказательного» рождения дочери Эдды (ветерану партии Юлию Штрейхеру эти шуточки дорого обошлись). Но тем не менее, первая строчка была готова: Göring has only got one ball.
Тут-то и выяснилось, что строка прекрасно ложится на свист «полковника Боуги». Дальше пошло легче. К творчеству подключились народные массы, которые быстро поделили яйца между верхушкой рейха. Прежде всего, решили восстановить справедливость и в соответствии с табелем о рангах на первое место поставить Гитлера. Пусть именно у него будет одно яйцо, но большое (вождь, как никак), а у Геринга пусть будут два, но маленькие.
Hitlerhas only one big ball,
Göring has two but very small.
Göring has two but very small.
Кто там еще остался? Гиммлер? У него пусть тоже будет два маленьких яйца, ну а Геббельс у нас пусть будет совсем без яиц.
Вот таким образом марш обрел слова, и скоро практически весь англоязычный мир, от суровых коммандос SAS до школьниц нежного возраста, распевал:
Hitler has only one big ball,
Göring has two but very small,
Himmler is somewhat sim’lar,
But poor old Goebbels has no balls at all.
(У Гитлера только одно большое яйцо,
У Геринга — два, но очень мелких,
У Гиммлера что-то вроде того,
А бедный Геббельс совсем лишён их.)
Сказать, что вождей рейха настигла популярность – это ничего не сказать, успех был бешенный и накрыл их с головой. Как они на это реагировали, неизвестно, надо полагать, были не в восторге. По крайней мере, можно не сомневаться, что в ярости был первый герой текста Герман Геринг. Этот немецкий Нерон превыше всего ценил репутацию, которая и до этого была так себе, а тут еще эта песенка (на Нюрнбергском процессе Геринг говорил своим адвокатам: «Не спасайте мою жизнь, спасайте мое лицо»).
На одном из интернет-форумов приводятся слова некой Пенелопы Вудс, которая рассказывала, что в 1941 г. в Кейптауне школьницы строем шли на уроки и горланили эти слова. И никто не сказал девочкам, что они ведут себя неподобающе – «юным леди в 1941 было положено петь это, они и пели».
А что касается того факта, что ради красного словца Гитлера лишили одного яйца, так ведь как в воду глядели…
Первыми «страшное» обнаружили советские патологоанатомы в мае 1945 г., когда исследовали то, что осталось от вождя нации. А потом, через несколько лет после второй мировой войны, всплыли воспоминания немецкого военного врача Йохана Ямбора.
Этот самый Йохан поведал миру, что в 1916 г. в битве при Сомме Гитлер был тяжело ранен, потерял одно яичко, орал дурниной и доставал врача вопросом: «Смогу ли я иметь детей?» Судя по всему, получив отрицательный ответ, будущий вождь решил, что если он не может иметь детей, то как минимум поимеет весь мир.
А потом был оскароносный фильм «Мост через реку Квай» (1957 г.), в котором плененные японцами, грязные, голодные и оборванные английские солдаты, демонстрируя свой несломленный дух, входят в лагерь насвистывая этот марш (англоговорящему зрителю было понятно, о чем они не поют).
Фильм был снят по одноименному роману Пьера Буля, хорошо известному российскому читателю и зрителю по «Планете обезьян».
В основе сюжета «Моста…» лежит личный опыт Буля, побывавшего в плену в Индокитае (вишистским правительством Французского Индокитая в 1942 г. он был приговорен к пожизненному заключению, через два года бежал).
Неизвестно, пересекался ли кавалер ордена Почетного легиона и секретный агент французского сопротивления Пьер Буль в своей жизни с полковником Боуги, но мелодию марша он знал – это точно.
Кстати, в фильм марш попал почти случайно. Первоначально в качестве основной музыкальной темы предполагалось использовать другое произведение, но что-то там не заладилось с гонорарами авторам. В результате композитор Малкольм Арнольд немного доработал мотив Боуги, и получилось то, что получилось, и оказалось хорошо (отдельный Оскар за лучшую музыку).
В фильмах, где звучит наш марш, практически никогда не используются версии с «каноническим» текстом Второй мировой. Исключение – картина «Йон Рабе», рассказывающая о нанкинской резне 1937 г. в Китае.
Англоязычная «Вики» говорит, что в период Второй мировой существовало как минимум 13 «условно канонических» текстов марша, и множество «не канонических». И, кстати, далеко не все были скабрезные. Например, в 1943 г. «полковник Боуги» стал официальным маршем женского армейского корпуса США:
Duty is calling you and me,
we have a date with destiny…
(Долг нас зовет на встречу судьбе и пр.)
Со временем тексты военной поры утратили свою актуальность, но марш по-прежнему живет и давно уже стал музыкальной визитной карточкой англоязычного мира, да уже и не только его.
Под эту мелодию выходил Ростислав Плятт в спектакле «На полпути до вершины».
Под нее высаживался на французскую землю Олег Борисов в «Гиперболоиде инженера Гарина».
Эта музыка звучит в «Судьбе резидента» и «Возвращении резидента».
В «Ошибке Тони Вендиса» Александр Филиппенко насвистывает этот мотив.
В «Большой прогулке» сбитые английские летчики бодро шагают по сельской дороге и насвистывают марш (в сцене, где у них сломался автомобиль).
Мы слышали марш в «Неудержимых» с Сильвестром Сталлоне… И, конечно, «Здравствуйте, я ваша тетя».
Для полковника Боуги уже давно нет границ и классовых различий. Посмотрите и послушайте, как залихватски свистят буржуазные тетки и дядьки при исполнении марша оркестром Андре Рьё.
Популярность марша, объясняется тем, что он никогда не был классически-пафосным. Хулиганская мелодия предполагала наличие таких же хулиганских и пародийных текстов, которых было в избытке. Для свиста полковника Боуги не было ничего святого. Английский музыкант Дадли Мур умудрился даже исполнить пародию на сонату Бетховена.