Чем дольше отстаиваешь права, тем неприятнее осадок.
19 октября 1988 г.
В этот день весь личный состав нашего 2-го батальона 371 гвардейского мотострелкового полка, назначенный для участия в операции, был выведен на дивизионный учебный центр. С нашей роты для участия в боевых действиях было выделено одиннадцать БМП и около 50 человек личного состава. Единственная машина, не вышедшая в рейд, была машина моего взвода №545, сданная в сентябре в капитальный ремонт в Торагунди.
ДальшеПримерно такое же количество личного состава и техники вышло на ДУЦ с 5-й и 6-й рот нашего батальона. Кроме того, в состав оперативной группы дивизии были включены все наличные боевые подразделения нашей дивизии - 3-й МСБ 101-го гв. МСП, 650-й ОРБ, по одному дивизиону с артполка и с отдельного артиллерийского полка дивизии. Дело в том, что после вывода в 1986 году из Афганистана танкового и 371-го «А» полка 5й МСД, в которые были включены все увольняемые в запас, офицеры и прапорщики, подлежащие замене и предназначенная к сдаче в капитальный ремонт техника, а в августе 1988 года – 12-го МСП, в нашей дивизии создался дефицит боевых подразделений.
ГЭС "Каджаки"
Из нашего полка в состав оперативной группы дивизии были, кроме того, включены: танковая рота, артиллерийская батарея, инженерно-саперная рота и подразделения обеспечения. Для переброски грузов, кроме советских автомобильных колонн были привлечены подразделения афганской армии, а всего для участия в марше на плотину выстроилось около двух тысяч автомобилей.
Вся эта армада сосредоточилась на учебном центре и, как обычно перед всеми подобными рейдами, в ней начался грандиозный строевой смотр, воспетый в песнях наших дивизионных бардов Сергея Зыкова и Валерия Зубарева. Именно ими были в свое время сказаны эти бессмертные слова:
Ну как сражаться лежа или стоя,
Вопрос неясен, если бирки нет?
Конечно, кроме соответствия 105-му приказу Министра обороны бирок на снаряжении личного состава, была проведена проверка вооружения и техники, боеприпасов, снаряжения, материальных средств, проведены тысячи других мероприятий, обязательных в ходе подготовки такой широкомасштабной операции, частям и подразделениям были поставлены боевые задачи.
Из боевого приказа, отданного нам нашим командиром капитаном Гущиным, я уяснил, что наш батальон должен непосредственно выполнять боевую задачу, поставленную оперативной группе, все остальные подразделения, участвующие в рейде, обеспечивают выполнение им поставленной задачи. Наша, то есть 4я МСР (без моего, 2-го МСВ) под командованием командира роты старшего лейтенанта Сергея Тесли в ходе марша была назначена для действий в составе головной походной заставы дивизии.
Мой взвод командиром батальона был назначен в тыловую походную заставу дивизии и вскоре я, отдав личному составу боевой приказ, поставил свои две машины в хвост колонны и мы стали готовиться к утреннему маршу. Ближе к вечеру всех офицеров роты собрал наш комбат и сообщил, что наш командир роты старший лейтенант Тесля заболел «афганским букетом» и уже убыл в госпиталь.
Сергей Николаевич почему-то не стал назначать исполняющего обязанности командира роты, а поинтересовался у нас, кто будет командовать подразделением в рейде. Поскольку из роты нас оставалось в строю всего три офицера и один прапорщик, а я был старший среди них по воинскому званию и году выпуска среди офицеров, то, разумеется, принял командование на себя. Тем более, что на всех предшествовавших этому дню операциях, начиная с вывода войск в Союз в августе, мне уже неоднократно приходилось исполнять обязанности командира роты. Так мой взвод был вновь поставлен в строй роты, а 3-й взвод лейтенанта Слободенюка был назначен состав ТПЗ.
20 октября, 1988 г.
Рано утром выдвинул вперед колонну роты. Было пять часов утра. Вперед проследовал «Клен» — отряд обеспечения движения, состоящий из разведчиков и саперов. Потом командир нашего полка подполковник Линконцев, подал команду моей роте, и мы начали выдвижение. Порядок построения колонны роты: 546, 502, 540, 544, 543, 541, 542, 041. БМП у нас в роте впервые за полгода - полный штат, а перед этим было не редкостью, когда с ротой на боевые действия выходило по 3-4 машины, а в июле, когда мы ходили на иранскую границу выводить афганских малишей, во взводе была только одна машина - 545-я.
Танковая рота, ходившая на "плотину".
Первый осмотр саперами моста на 55-м километре был безрезультатен. Там же начала отслаиваться резина на катках — сначала на 041 гранатометно - пулеметного взвода... Это был какой-то бич этого марша: или ломались торсионы на бетонных плитах трассы, или отслаивалась резина на опорных катках БМП.
Родился в 1966 году, а погиб в феврале 1987 года. Младше меня на год и уже год, как мертв! Видимо, колонник из одного из наших автобатов.
Начальник штаба нашего батальона майор Сафонов на своей 502-й взвода связи идет сразу позади меня. У него это первый рейд, он только месяц назад приехал в Афган. Перед началом рейда командир батальона капитан Гущин поставил его мне в колонну и приказал смотреть за ним. Ему, соответственно, приказал контролировать мои действия, но не вмешиваться — нормальная практика в Афганистане, где полковника вполне могли поставить в подчинение прапорщику, так как прапорщик уже был в Афганистане некоторое время и имел опыт, а полковник — нет. У меня это пятый рейд, не считая засад, поисков и реализаций разведданных. В глазах комбата я — уже ветеран с опытом, и он без зазрения совести ставит мне в подчинение майора.
Из-за явных признаков «работы» «духов» настроение не очень хорошее. Все в основном озираются, знакомый холодок в спине. Вскоре вышли в долину. Вдалеке виден Фарахруд с его зданием в три этажа - единственное трехэтажное здание, которое я видел за последние полгода в Афганистане. В этом громадном по афганским меркам здании еще два месяца назад сидел 8-й батальон 22-й бригады спецназа, а теперь...
Теперь не знаешь, чего ждать оттуда.… Не доходя до Фарахруда, мы свернули влево, и я подъехал к начальнику оперативной группы полковнику Дружинину из штаба дивизии и получил от него задачу. Начал выставлять машины на блоки к югу, огибая район ночного отдыха дивизии. Нарвались на стадо баранов, но забирать у рабов - чабанов с отрезанными языками скотину не стали - в рейдах нас кормили отлично. Рота стала на блоки, я им уточнил задачи, и мы стали готовиться к ужину и сну.
Я нарисовал еще схему ротного опорного пункта, командиры машин представили мне карточки огня БМП, а бойцы тем временем сделали инженерное оборудование позиций. Наутро мой механик-водитель рядовой Хакимов что-то сотворил с машиной, мы проснулись — а она не заводится, часа два возились. Вышли немного с опозданием, и начался новый день и новый участок: Фарахруд — Диларам.
21 октября
В 5 часов утра начали движение навстречу восходящему солнцу. В разряженном воздухе оно показалось нам более крупным, чем обычно. Очень холодно, так как осень, а высота над уровнем моря выше 2000 метров, но днем, когда солнце согреет землю, будет гораздо теплее. Фарахруд прошли быстро, прошли мост, знаменитый тем, что с него упала после подрыва 545-я БМП, сданная недавно в ремонт и где-то в 10-ти километрах в сторону Галамеха я увидел сгоревшие БТРы, которых раньше на дороге не было: видимо, результаты рейда по выводу в Союз 70-й МСБр в августе.
Потом Карвангах, где мы стояли, когда я служил в разведывательной роте, перевал, мост, Дехтуд и, наконец, Чара, что в переводе значит «черная». Это очень красивая гора, похожая на живое существо и, по-видимому, являющаяся таковым. За Чарой был одноименный заброшенный кишлак, а на трассе возвышался избитый пулями обелиск в память советского инженера и его жены, погибших в результате селевого потока кажется в 1967 году, еще во время мирного строительства бетонки.
Далее располагалось рукотворное озеро, изготовленное с помощью подрыва пяти тонн взрывчатки, в котором мы обычно охлаждались после жаркого дня, нащупывая ногами на дне озерка неразорвавшиеся снаряды. Затем — опять долина, и справа — как мираж среди марева и тысяч маленьких смерчей — дорога от Диларама на Фарах. Диларам прошли около 12 часов.
Ни Бобосона, ни Гуляма возле дуканов я не видел — их уже, видимо, убили за эти два месяца, как наших друзей, а «зеленые» стояли в нашем, разведротовском, построенном, кстати, в 60-х годах болгарами, мотеле. Не останавливаясь, мы прошли километров 10 и там снова получили от полковника Дружинина задачу - начали выставлять блоки по окрестным горкам. Потом отправил прапорщика Грицая на 041 чиниться — у него накрылось сразу четыре катка. Еще днем мы прощупали местность с саперами — искали мины, но молодой сапер с такой же собакой оказались тупорылыми и не нашли спрятанную в россыпи камней гранату — обычное дело для подобной их проверки, и они были с позором изгнаны с позиции. Ночь прошла спокойно.
22 октября
В 4 часа утра начали сниматься. Все машины вышли к дороге, кроме замполита роты лейтенанта Андрея Долгова. Он потерялся, и его не было минут 40. Потом, когда уже начало светать, выполз откуда-то из тумана. Но команде начали движение в направлении Диларам — Гиришк. Окружающий местность пейзаж именно здесь, на этом участке маршрута, наиболее величественный: равнина с отдельно разбросанными на местности скалами, и только вдали, на юго-восток, видны седые горы Гиндукуша.
Вообще, Афганистан — очень красивая страна. Когда-то, видимо, в одной из прошлых жизней, я был здесь и видел, как по этой долине проходили войска Александра Македонского, следующие в Кандагар, который тогда назывался Александрия - Арахосия. Ведь основание этого города, так же как и Герата, который в те незапамятные времена назывался Александрия – Ариана по названию местности, которое значило «страна Ариев», историки приписывают именно этому завоевателю, в здешних краях его называли Зу-Л–Карнейн, или «Двурогий». Даже не верится, что с тех пор прошло почти три тысячи лет, так как здесь за этовремя ничего не изменилось.
Андрей Дорохин, еще живой, ноябрь 1987, Таринкот. Фото Мухаметзянова
Опять пошла разбитая техника, горелые остовы наливников, ребра скелетов сгоревших радийных машин, всякий валяющийся на дороге хлам... Все же, сколько человеческих трагедий произошло на этой дороге за годы непрерывных войн, следующих одна за другой на протяжении столетий, и самой продолжительной, начавшейся со свержения шаха и диктатуры Дауда, плавно, но отнюдь не менее кроваво перешедших в Апрельскую революцию и нынешнее вооруженное противостояние, следы которого отмечает опытный глаз!
Без приключений прошли Черную гору, где наши войска в начале 80-х впервые столкнулись с наемниками из арабских стран, их прозвали «черными аистами». Впрочем, этот опорный пункт охраняли афганские «коммандос» в черной форме. Не доходя до Гиришка километров 30, увидели по дороге взорвавшуюся «Шилку»... Башню унесло метров на 300, но, что интересно, упала она тоже на бетонку.
В Гиришке нас встречали восторженно: предлагали войти в дома, кричали, стреляли в воздух — чувствовалось, что противостояние с духами один на один местное население достало.
А может, и претворялись, что тоже весьма для них характерно. Хотя выглядели все достаточно устало, словно постоянно были в войне. Вспомнилось, нам доводили приказ, что в сентябре» «духи» пытались штурмом взять Гиришк, но их отбили. В районе Яхчали увидели столб дыма, но значения этому событию не придали. На самом же деле, это был «створ», по которому «духовские» наблюдатели давали команду своим артиллеристам на открытие огня.
И когда раздался первый разрыв 82-мм мины, артиллерийский корректировщик, приданный моей роте, заорал, что надо прятаться в броню. Я подал роте команду «К бою!», и все сели «по-боевому». Второй взрыв от 82-миллиметровой мины был в метрах 50-ти впереди головной машины. Тогда и мы открыли огонь из пушек сначала вправо от машины в район створа с дымом, — а потом по нам с заставы «Яхчаль» открыл огонь «сорбосовский», а вернее, «духовский» танк Т54, и мы начали долбить по нему и заставили его замолчать. Дальше огонь вели по всему, что шевелилось.
Единственное, по кому я не стал стрелять - по четырем солдатам афганской армии — и то потому, что они не прятались, а шли в моем направлении в полный рост. Духи вскоре прекратили огонь и до поворота дороги на Лашкаргах мы дошли спокойно, без боя. Больше всего опасался гранатометчиков, ведь рота сидела внутри машин: - одно попадание из ручного противотанкового гранатомета — и... БМП оправдает свое неофициальное название «братской могилы пехоты». Но ничего, на этот раз обошлось! Возле поворота на Лашкаревку повернули влево и стали на ночной отдых. Вскоре мы ушли на блоки — продолжать выполнение задачи в составе ГПЗ по охране и обороне района ночного отдыха. На месте поужинали, и приступили к починке пушек — почти у всех машин были задержки: на 543-й, 541-й, моей. Возился с наводчиками-операторами над устранением задержек до трех часов ночи.
23 октября
В 4-30 вновь подъем и снова подготовка к маршу. Начало движения. Но уже не по бетонке, а по земле. Земля же здесь, в Афганистане, вернее пыль, покрывающая дорогу высотой от щиколотки до полуметра — больше похожа на цемент. И по консистенции, и по воздействию на человеческий организм и технику, ведь недаром у афганцев, несмотря на жару летом под семьдесят градусов по Цельсию, так много больных туберкулезом.
Так у нас начался «маленький Чагчаран» — в отличие от «большого», который у батальона был годом ранее, когда он прошел 1000 км в кромешной пыли, преодолевая перевалы на высоте четырех тысяч метров, при этом в ходе марша техники и механики-водители исхитрились поменять двигатель на БМП. На этот раз было всего лишь 300 км.
На фото горящий бензовоз.
До могилы ходжи не дошли километра три — тут моя машина снова забарахлила, и мы чуть не свалились в расщелину. Но опять обошлось, и я получил от комбата задачу возвратиться из ГПЗ в состав батальона, а 6-я рота уходила на наше место. К этому моменту мои бойцы сильно разбили две машины, из 543-й валил густой черный дым. Батальон встал ротными колоннами, и мы стали готовиться к последнему броску на плотину Каджакай. В ремонтной роте достали еще четыре катка, начали их менять, чинить машины и отпускать торсионы на 041. Эта БМП нам досталась в августе то ли из 70-й МСБр, то ли из 22-й БрСН, и клиренс у нее с помощью торсионов был сильно поднят для езды по пустыне Регистан. Нам этого было не нужно, наоборот, при таком подъеме только увеличивался силуэт машины, и летела резина.
Вечером комбат начал ставить командирам подразделений боевые задачи на следующий день: с утра мы должны были пройти около 40 км, предположительно под огнем, выставить блок до плотины Каджакай, заблокировать Каджаки-Суфла и Каджаки-Улиа, вывести несколько сотен автомобилей в район плотины, дождаться разгрузки и в тот же день уйти обратно. Одну БМП из состава роты я выставил на блок на господствующей высоте, а сами мы стали готовиться к утреннему броску. Ночь прошла без происшествий.
24 октября
С утра начали движение в порядке: 4-я рота, 5-я рота и подразделения огневой поддержки и обеспечения. 6-я рота осталась в тылу. Прошли метров 500, и тут по нам был открыт воистину ураганный огонь. «Духи» из отрядов муллы Насима стреляли по нам дальнобойными РС с дистанции примерно 5 — 6 км. Обычные, 12-ствольные пусковые установки, минометы и РС-ы с грунта стреляли, как автоматы. Плотность огня была такой, что у меня возникло ощущение ирреальности происходящего: мне показалось, что я смотрю документальный фильм о Великой Отечественной войне, а вокруг нас бушует море огня. Но вся растерянность быстро прошла, и мы открыли ответный огонь. Наши пушки до дальнобойных «духовских» ПУ не доставали — только танковые. Комбат дал команду, и танки начали выдвижение на господствующие высоты. Правда, их было с нами всего четыре штуки, и они выполняли функцию больших снайперских винтовок. Но помощь они нам оказывали неоценимую.
Личному составу сразу же дали команду сесть в броню, и потерь от осколков у нас не было, хотя «духи» показали такой класс в ведении огня, что я был поражен профессионализмом их артиллеристов. К примеру, они делали при помощи огня реактивной артиллерии самый настоящий огневой вал, сопровождавший наше выдвижение.
Хотя, как я запомнил из лекции по артиллерии во время обучения в военном училище, такая задача для реактивных систем вообще не ставится, она характерна только для ствольной артиллерии. Не меньше поражало, что они не жалели боеприпасов: чуть позже, на моих глазах по отдельному солдату, идущему от машины к машине на расстояние всего около 200 метров било три установки по 12 РС каждая. Причем каждая по два раза перезаряжалась. В самый разгар этого боя на нашей машине полетел топливный насос высокого давления. БМП засела в лощине, а перед нами на горе — «духи» с 82-милимметровым минометом
. Колонна батальона проследовала мимо нас для выполнения задачи, а мы начали с ними перестрелку, но нам повезло: они выпустили по экипажу с десяток мин, но не попали - мы находились в мертвой зоне для огня из миномета, а стрелков мы быстро подавили. В общем, духи огонь вскоре прекратили. В этот момент у нас заклинило пушку - как всегда, обрыв закраины гильзы в стволе. И вот мы сидим в яме и не знаем, то ли нам выбираться из БМП, ведь «духи» могут в это время сменить позицию, и ударить по спешенному личному составу из миномета, или сидеть в машине среди мертвого, не простреливаемого нами пространства, и тогда велика вероятность удара по БМП из РПГ. В общем, я дал команду развернуть автоматический гранатомет на станке АГС17 и наблюдать за местностью сверху, а сам побежал к танку, который был метрах в 300.
Начальник штаба танкового батальона сразу все понял, мы подъехали и вытащили БМП из лощины на горку. Пока снимали с механиком топливный фильтр, надеясь устранить неисправность, танк, получив команду от командира батальона, уехал, чтобы участвовать в штурме кишлака, а вместе с ним уехал мой автомат, который остался висеть на крышке люка... После подхода тыловой походной заставы батальона во главе с майором Котоман, я зацепил БМП за тягач для эвакуации в тыл, туда же по команде командира батальона отправил и экипаж, а сам на машине разведывательного батальона нашей дивизии отправился в район боевых действий.
Подбитые танки начальника штаба танкового батальона и старшего лейтенанта Феофилактова
С горки открывалось, если бы можно было отрешиться от войны, вообще великолепное зрелище - долина реки Гильменд, внизу слева — кишлаки, справа — горы, и все расцвечено взрывами: черными — от обычных снарядов — и белыми — от фосфорных. Время от времени пачками расцветали огненные косматые фейерверки, а потом они превращались в белые пушистые цветки разрывов от фосфорных реактивных снарядов. Видимо, война - все же действительно мужское дело, раз даже вид ее доставляет удовольствие, несмотря на возможный трагизм последствий. Или мы уже действительно стали «псами войны» и все происходящее - как в той знаменитой песне, когда война - даже своего рода облегчение и выход из затруднительной ситуации:
Шесть дней в песках искали тень,
Седьмой удачней выпал день.
Подул нам в лица, наконец,
Не пыльный ветер, а свинец.
Но оценку происходящим событиям будем давать позже, а пока, среди хаоса и суматохи, происходящей вокруг среди «зеленых» наблюдаю командира 4-го взвода нашей роты, прапорщика Гришу Грицая на 041-й, спокойного, как всегда, и его бойцов, изготовившиеся к бою. Ни малейшей суеты и расхлябанности. Все деловиты, сосредоточены и каждый знает свою задачу. В такие моменты понимаешь, что все же не зря живешь на этом свете, раз у тебя такие солдаты!
Пушку у них заклинило, ведут огонь из «Утеса», а ствол у пушки, чтобы выбить из нее оборванную гильзу, вытащить не могут, так как работает снайпер. Мы стреляем по горам, а «духи» с них — по наливникам за нашей спиной. Вообще они хорошо пристреляли эту горку, заранее установили мины, на которых подорвались два афганских наливника. И лупят по нам из всего, что может стрелять! Правда, нас защищает броня.
В это время 5-я рота при поддержке танков прошла дорогу от позиций моей роты, выставляя машины на блоки, и вошла в кишлак. В центре кишлака идущий впереди танк начальника штаба танкового батальона подорвался на мине, следующий за ним танк старшего лейтенанта Феофилактова подошел к нему. Он хотел вытащить поврежденную машину из-под огня, и тут ему в башню попал выстрел из РПГ-7: убило заряжающего, ранило наводчика и Феофилактова, танк загорелся. Оба экипажа танков под прикрытием бронетранспортера и БМП 5-й роты были эвакуированы, а «духи» начали жечь сарбозовскую колонну из, примерно, двадцати пяти автомобилей.
На огневых позициях 5-й роты 25.10.1988 Указано место, где в Каджаки-Улия сожгли два танка.
Он после этого несколько часов орал. В районе бомбо - штурмового удара остался только один танк, который вскоре накрыло взрывам «пятисотки», правда, прямого попадания не было, хотя осколками и ранило офицера танкового батальона. Мы продолжали корректировать огонь артиллерии и сами вели огонь, чтобы «духи» не подошли к оставшемуся танку.
Начало темнеть, и вскоре 5-я рота начала выдвижение на господствующие вокруг кишлака высоты — без танков, без поддержки. Мы смотрели на них, как на смертников. Но они вышли на горки и спокойно заняли их. Духи, видимо, из кишлака ушли. Весь вечер наши товарищи организовывали связь, уточняли задачи на ночь и завтрашний день. В конце концов, я не выдержал криков раненого «зеленого» и сделал ему укол успокоительного наркотика промедола, который был у каждого офицера, прапорщика и сержанта - старшего в экипаже — он перестал кричать и заснул. Часа в 23-00 я начал разбираться с местонахождением моего автомата, который остался в танке, сгоревшем в кишлаке.
Об этом мало радостном для меня событии еще днем поведал командир танкового батальона, когда наши войска откатывались из кишлака. НШТБ сообщил по связи, что мой автомат из сгоревшего танка эвакуировали, и на следующий день он уже в моих руках выдавал заливистые трели по «зеленке». Майор Сафонов, которого комбат оставил за себя старшим, чтобы поспать, меня, конечно, отчитал за такой крупный залет. Я внимательно выслушал его мнение обо мне и пошел спать, оставив за себя прапорщика Грицая. Проснулся от взрыва. Вылезаю. На наших глазах метрах в сорока от машины расцвечивается еще один разрыв. Бойцы сразу полезли в яму, заблаговременно вырытую под машиной. Оказалось, что по машине бьет безоткатное орудие. Мы открыли по ней огонь из «Утеса» и часа два занимались ею, пока не подавили. Потом снова пошли спать, назначив очередность дежурства, но какой уж тут мог быть сон?
25 октября
С утра нас снова начали обстреливать, видимо, после утреннего намаза. До обеда в основном занимались засечкой огневых точек, а 5-я рота закреплялась на высотах перед кишлаками. Мы засекли минометную батарею духов. Уточнили, что именно с этой позиции они и ведут огонь по 5-й роте. Наводил туда артиллерию – приданные «Гвоздики», еще вражескую батарею по нашей наводке бомбила авиация. В кишлаке живой силы противника видно не было, все находились на позициях и воевали с нами.
За рекой вспыхивали при запуске РСы, бил ДШК. Но наши пушки до них не доставали. Выручали танки, хотя у них быстро кончались боеприпасы. Ближе к обеду началась «широкомасштабная операция по извлечению из танка погибшего солдата», убитого в танке накануне. Исполняющий обязанности командира 5-й роты, старший лейтенант Азимжанов с двумя БМП и взводом старшего лейтенанта Колодкина пошли под прикрытием всей нашей оперативной группы в центр Каджаки-Улиа. Докладывали комбату о каждом шаге.
Каджаки-Улия. Пропустили бы колонну - остались бы нетронутыми.
Фото из архива начштаба танкового батальона к-на Федоренко Валерия
А ребята тем временем сфотографировали внутренности танка и быстро умотали из кишлака.
Тем временем я поехал проверить 1-й взвод своей роты. На 541-й заклинило пушку, а у экипажа шла пулеметная дуэль со снайпером и корректировщиком, находившихся метрах в 200 от БМП. Я тоже дал по ним несколько очередей из пулемета ПКТ, но не попал. Потом поехал в свой 2-й взвод. Старший сержант Отамирзаев там все организовал как всегда, грамотно, но очень уж невыгодная позиция — ничего не видно. Забрал у него снайпера – рядового Онисковца и поехал обратно на 541-ю. Когда прибыл на место, оказалось, что экипажи 041-й и 541-й перекрестным огнем снайпера уже застрелили, и он лежал на бруствере окопа, а духи сосредотачивались в опорном пункте.
25 октября 1988. Каджаки-Улия. Расчет БМП командира 4-й Гератской танковой бригады.
У башни сидит командир БМП - прапорщик, а в люке - механик-водитель - лейтенант.
Мы ещё обсудили это дело, потом взяли одеяла с разбитых и брошенных «сарбозовских» машин и улеглись спать под вой разрывов, назначив охранение. Ночью проснулся от криков комбата по связи. Он начал на меня орать, почему я не нахожусь на связи. Долго мне выговаривал. Выяснилось, что пока мы спали, «духи» пошли в атаку на 5-ю роту, минут пятнадцать они дрались в упор, но у ребят потерь, к счастью, не было, а духов отбили. Комбат приказал взять 544-ю и ехать на командный пункт полка.
Вскоре мы туда и отправились. За ночь вырыли целую позицию! Правда, земля была мягкой. В ходе работ снова наблюдали великолепное ночное зрелище — разрывы фосфорных РС-ов, выпускаемых дальнобойными установками «духов». Это на самом деле очень страшное оружие, белый фосфор – я изучал его действие в общевойсковом училище и видел результат его воздействия на конечности у бывшего командира моей роты капитана Шалкина, но когда взрыв расцвечивается далеко от тебя, то восприятие несколько меняется.
Сам белый фосфор возгорается от соприкосновения с воздухом и его потушить невозможно, он тухнет, только когда полностью сгорит, но дает отличное целеуказание и «духи» остервенело продолжали долбить этими снарядами по КП полка! А мои солдаты бодро работали под обстрелом — как землеройные машины, без сна и без отдыха, а вернее, в рассеянном химическом свете они напоминали гигантских жуков. Сержанта Казакова вечером отправил в район тыла, наказал ему привезти АГС-17 с 546-й. Утром он вернулся с автоматическим гранатометом.
26 октября
С утра, как всегда было, есть и будет в нашей Красной Армии, поступила команда сниматься. Там 5-я рота начала битву за плотину, и нам надо было увеличивать длину опорного пункта роты. Бой был жестокий: РСы летали, как пули, душманы стреляли по каждому бойцу, непосредственно вокруг машины в день взрывалось по 150 — 170 снарядов и мин. Мелькнула мысль – много же они завезли боеприпасов за эти два месяца, что нас здесь не было! Ведь специально для подсчета разрывов был назначен боец, конечно, молодой.
Вообще, на этой операции у молодых солдат было всего две обязанности: готовить еду и снаряжать магазины, ночью еще стоять в охранении в паре со старослужащим и при необходимости рыть окопы. Все остальное лежало на наших ветеранах, которые буквально пинками загоняли молодых в яму под машиной, если те из любопытства высовывались, чтобы посмотреть на бой. Такого взаимопонимания, взаимопомощи и опеки, причем безоглядной и безоговорочной, при взаимоотношениях между любыми категориями военнослужащих я не видел никогда — ни до, ни после Афганистана... Мы стали в километре правее 541-й. Немного позади нас стояла БМП разведбата, правее — наших разведчиков. Как стали на позицию, отправил всех своих солдат досыпать, так как они всю ночь копали землю, а я все же покемарил и сам сел за наблюдателя. Пока не стреляли.
Потом мы обнаружили взводный опорный пункт, выдолбленный в скалах по всем правилам фортификационного искусства, и целый день воевали с сидящим в нем личным составом «духов». Помимо пехоты там была целая минометная батарея, хорошо замаскированная и находящаяся на обратных скатах высот.
Тут пригодился привезенный заранее сержантом Казаковым АГС-17: после того как мы разрядили по ним четыре коробки, они замолчали и больше не стреляли с этой позиции. Пятая рота все еще билась за выход к плотине. По ним и по нам целый день «духи» долбили из РС и минометов, а мы на пару с наводчиком - оператором рядовым Саидкасимовым подавили три или четыре пусковые установки. Я наводил приданную артиллерию. В общем, скучно не было. Ночью на нас вышла разведгруппа 650-го отдельного разведывательного батальона нашей дивизии, мы с ними обменялись имеющейся информацией о дислокации противника, а сами продолжали рыть окопы, заряжали ленты и магазины, чинили пушку. Ночь у нас была бессонная...
27 октября
Опять нарисовалась батарея 82-миллиметровых минометов. Я по ним из пушки БМП попасть не могу, так как они находятся на обратных скатах высот. И ведут огонь по 5-й роте! Опять начал наводить артиллерию – батарею «Гвоздик». Пришлось вспомнить, чему учили в училище – реперы, деления и угломеры, основные направления стрельбы, географические координаты ….
Стали на свое место и сразу увидели духов — человек 10 около зеленки и домов в кишлаке. Дальность — где-то 900 метров. А пушка заклинена, пулемет тоже! По нам ведется огонь, поэтому ремонтом пушки заняться не можем. С Саидкасимовым и Отамирзаевым сели обсудить ситуацию и вдруг пришли к выводу, что у нас есть какой-то серьезный просчет, что-то мы забыли важное сделать! Сообразили, наконец, что экипаж уже трое суток ничего не ел. Но интересно, что за трое суток про это никто ни разу не вспомнил!
Даже когда в конце каждого дня солдаты просто валились на землю, как подкошенные от усталости кормежкой никто ни разу не поинтересовался, хотя на машине еды было навалом – начиная от горно-летних пайков, считавшихся самыми лакомыми, до продуктов россыпью, включая тушенку, сгущенку, морковь, лук и заспиртованные батоны производства Днепропетровского хлебокомбината.
Я уже отмечал, что в рейдах нас всегда снабжали отлично, и каждый экипаж трижды в день, а иногда и чаще устраивал настоящий пир – то готовили узбекский плов, то шурпу или лагман, в общем, все кашеварили, как позволяла фантазия и часто в минуты затиший ходили в гости из экипажа в экипаж. Поварами у нас обычно были узбеки, проявлявшие в этом деле большой талант, и всегда тщательно подбиравшие все необходимые для приготовления фирменных блюд экипажей ингридиеты. На этот раз все было иначе.
Вспомнив об трех сутках без еды, мы бросили все дела и стали готовить суперплотный обед, а после его окончания я попал под обстрел снайпера, который стрелял по мне несколько раз, но, почему-то не попал и, явно раздосадованный, куда-то убрался. За нашей спиной пошли наливники, которые закончили заправку батальона. Их обстреляли, и заместитель по технической части майор Котоман поднял такие вопли по связи, что комбат с большой иронией начал нарочито мне выговаривать, чтобы я прикрыл «Драму» (позывной зампотеха).
Я дал команду, и мы открыли ураганный огонь в сторону духовских позиций из стрелкового оружия. В течение нескольких минут мы выпустили весь боекомлект, заряженный в магазины. Котоман, успокоенный, уехал. А я часть бойцов посадил заряжать магазины, а рядовому Парпиеву приказал надеть два бронежилета и снимать ствол пушки с оборванной гильзой, а Саидкасимову устранять неисправность пулемета. Когда Парпиев вытащил ствол пушки из направляющих, мы поставили его в окоп, и я сдуру выстрелил в него из автомата АКС74. Так я и получил свое «огнестрельное осколочное, мелкоточечное ранение» в руку...
БМ-21 "Град" им.Николая Чебанова. У БМ стоит с-т Палик Кирилл (односельчанин Николая Чебанова),
который в том рейде на плотину Каджаки командовал 3-й (основной) БМ 10-й реабатр, в последующем
стал командиром именно этой БМ, уволился в запас старшиной.
К вечеру, как всегда «получил» от капитана Гущина, не помню уж за что, но это превратилось в ходе текущей операции в добрую традицию и пожелание спокойной ночи, поставил роте задачу на ночь и отправился спать. Но после обстрела снайпером не спалось, ведь на его месте я бы не промазал и снял бы цель первым же выстрелом. Ну, в крайнем случае, вторым. Не мой был день! А может, наоборот?
28 октября
Ночью начали пропускать мимо себя «зеленых» с плотины — пеших и на машинах. Командованием было принято решение снять их с электростанции и оставить ее «духам». Всю ночь они выходили, а утром я всех своих бойцов выгнал из машины, ребятки загрузили имущество и снова завалились досыпать. А я взял длинную тангенту и лежу возле БМП. Покрутил огнемет, разобрался с его применением, тем более, что на шильдике у него была достаточно подробная инструкция.
Тут высовывается «дух» - корректировщик, а у меня под рукой — только огнемет (автомат, как всегда, на крышке люка БМП). Аккуратненько навожу — дальность метров 300 — и плавно жму спуск. Разрыв где-то сзади духа, задержка доли секунды, и встает огненный шар. И мощный взрыв! Упал, бедолага. Тут подъехал командир нашего гранатометного взвода старший лейтенант Усович и танки, и мы начали сниматься с блоков. Впереди нас подорвался БТР-80, причем на колее, по которой мы проехали уже раз десять. Ранило в голову водителя. Снял с блока машину замполита Долгова и поставил ее в колонну роты, потом подъехал к Грицаю — и на моих глазах в метре возле него взорвался реактивный снаряд.
Я думал, что его убило, но когда рассеялся дым, увидел живого и здорового, выплевывающего изо рта сажу и грязь и беззлобно матерящегося. «Духи» снова массированно били по батальону, и мы начали ставить дымовую завесу с помощью системы 902Б. Сарбозы активно драпали, бросали пушки, зенитные установки, автомобили. Мы ехали и расстреливали брошенную технику, неизбежно уготовленную духам в лапы. Последние 20 километров, кода мы мчались к ущелью в долину, «духи» по нам продолжали долбить с прежней интенсивностью. Потом мы встали в ротной колонне в чистом поле и стали по радио слушать, как выходят 5-я рота и танки: вопли, крики, мат по связи.
28 октября 1988. Слева на право: п/п-к Зарубицкий В.А., механик- водитель ПРП - ряд.Пробейголова.Сергей,
связист - (ряд.ФИО-?), командир ПРП - с-т Куликов Эдуард, водитель ТК на базе "Урал" из 177орвб (вч пп 93986)
с-т Кононенко Александр, разведчик-дальномерщик ПРП - ряд.Трофимов Владимир.
. Другой солдат после попадания вражеского снаряда в машину с ГСМ, которая стояла рядом с машинами с боеприпасами, вскочил в наливник и увел его на безопасное расстояние, где тот взорвался, но остальные машины не пострадали. Кажется, его впоследствии наградили Орденом Красного знамени, во всяком случае, представляли к нему. Это был воистину массовый героизм: поддержка, взаимовыручка, практически никто не думал о себе. Все были охвачены какой-то эйфорией, называемой упоением боем.
В 8-00 нашу роту снова вывели в ГПЗ, я получил задачу Дружинина, и мы снова двинулись вперед. На этот раз взвод лейтенанта Слободенюка действовал в составе роты. Я мысленно перекрестился, что рота действуем без потерь, хотя в тот момент еще был неверующим. Несколько мелких ранений и контузий, причем все раненые остались в строю – не в счет. Мы начали нагонять сарбозов, которые улепетывали без задних ног, бросая машины, технику.
Старший лейтенант Колодкин по приказу комбата ехал сзади, и расстреливал все исправное, что попадалось по пути. Наш отход теперь походил на бегство, хотя на самом деле не был таковым. Паники не было, нам просто хотелось быстрее добраться до Гиришка и мы знали, что головное подразделение должно держать темп, на который будет ориентироваться следующая за нами колонна. И вскоре поплатились за гонку: нас начали обстреливать и вначале попали в блок приданных артиллеристов, результат - четверо убитых солдат.
А еще через километр подорвалась БМП № 547 моей роты под командой сержанта Пуховского, на ней сдетонировал боекомплект, и она сгорела дотла, а четверых находившихся на машине солдат тяжело контузило. Слава богу, что еще во время, до взрыва БК из машины вытащили механика – водителя, находившегося без сознания. На блоки стали на старых местах, неподалеку от поворота на Лашкаргах, мы отправили раненых в медсанбат, я доложил в центр боевого управления о потерях, поели и завалились спать, выставив посты.
29 октября
С утра выстроили колонну и начали выдвижение к бетонке. До Гиришка дошли спокойно. Город будто вымер! А как вышли за Гиришк — опять попали в огневую засаду. Мост оказался разобранным. БМР (боевая машина разминирования) подорвалась на мине, а по нам стали лупить фосфорными РСми.
Сразу же осколком в грудь ранило моего заместителя командира взвода сержанта Отамирзаева. Замполит по моей команде повез его к медикам, по дороге вколол ему промедол, и тот заснул, а лейтенант Долгов стал его сонного осматривать и обнаружил, что осколок застрял в пакете ткани СВМ бронежилета сержанта.
Это был какой-то нонсенс, и я больше всего был удивлен, что сержант надел на себя бронежилет, ведь наши ветераны до этой операции всегда не хотели их носить. Ситуация кардинально изменилась именно с этого момента и со старослужащими проблем с надеванием бронежилетов до самого вывода войск из Афганистана у нас больше не возникало. Но это все было потом, а пока мы открыли огонь по зеленке, и стали отходить назад, за кручу — прикрывать отход колонны автомобилей, которые пошли в обход.
Прощание с товарищем.
30 октября
До Фарахруда дошли почти спокойно. Только я замучился на ходу подтягивать трубки на ТНВД своей БМП. Из них струей била соляра. Механик-водитель рядовой Хакимов был молодой, и так же, как и около половины личного состава роты, был в первый раз на боевой операции, но показал себя в ходе нее настолько безалаберным механиком - водителем, что после нее пришлось разжаловать его в стрелки, а вместо него назначить на эту должность рядового Онисковца.
Потом еще у машины загорелись ленточные тормоза. Не доезжая 20 км до Фарахруда, я остановил машину для ремонта, поставил 1-й взвод вокруг нее на блоки и на 502-й майора Сафонова доехал до района ночного отдыха своей роты. Погода была замечательная, настроение великолепное, несмотря на онемевшую от попадания осколков пули руку.
Сфотографировались с Сафоновым на память. Потом встали на блок роты. Через час приехал командир 4-го гранатометно - пулеметного взвода прапорщик Грицай, еще через час – 1й взвод, потом 546-я. Потом я поехал получать на роту продукты, а когда к вечеру вернулся, увидел, что колонники пускают ракеты и стреляют из автоматов в воздух, радуясь окончанию такой небывало тяжелой операции.
Короче, «духи», посмотрев на это дело, ночью поставили ПУ РС и сделали огневой налет по колонне. Сгорели еще два автомобиля. Это был конец «войны», утром мы вернулись в Шиндант.
-
-
13.12.2016 в 10:37-
-
06.01.2017 в 23:11-
-
06.01.2017 в 23:17