Чем дольше отстаиваешь права, тем неприятнее осадок.
Солдатские песни, исполнявшиеся в походе или на отдыхе, во все века редко походили на те, что исполняются на парадах и смотрах — как по форме, так и содержанию. Чаще всего официоз в них безнадёжно проигрывает простым и понятным радостям молодого мужчины: вину, табаку, сексу. В отечественной традиции солдатских песен среди прочего множества обособленно стоит «Журавель», сформировавшаяся на протяжении XIX века. Читать дальше
Солдаты Александрийского гусарского полка: «Кто носил прибор английский? То гусар александрийский». Другой вариант упоминания александрийцев в песне менее цензурный.
Объединённый общим нехитрым припевом «Жура-жура-жура мой, журавушка молодой», это был целый эпос в форме частушек в две строки. В песне перечислялись воинские части Российской императорской армии с упоминанием их особенностей — отличий на поле боя и разного рода курьёзов, места формирования или квартирования, цветов униформы, но гораздо чаще это были простые задиристо-насмешливые дразнилки на те самые вечные темы, нередко не просто вульгарного, но и нецензурного содержания. С учётом численности русской армии петь «Журавля», перечисляя все полки, можно было долго, а потому его зубрили наизусть:
А кто первые вояки? То лейб-гвардии казаки.
Кто в Европе первый лгун? То лейб-гвардии драгун.
А кто в бабах знает толк? Это славный Конный полк!
Тащит ментик на базар — Это гродненский гусар.
Все Измайловские рожи На кули с овсом похожи.
А кто самые засранцы? Кирасиры-астраханцы.
После революции «Журавель» достался по наследству белым, которые пытались сохранить старые традиции, — именную систему полков и дивизий, а также цветовые различия погон и околышей фуражек, — а потому с вдохновением пели про подвиги марковцев, корниловцев, дроздовцев и прочих. В РККА подобная традиция не прижилась, однако слабые отголоски «Журавля» до сих пор слышны в современной российской армии — правда, в виде разрозненных присказок похожего стихотворного размера: «Жопа в мыле, морда в грязи. Вы откуда? Мы из связи!»
Однако после распада Российской империи «Журавель» свил себе новое гнездо в довольно неожиданном месте — кавалерии возрождённой в 1918 году Польской республики, многие солдаты и офицеры которой успели послужить царю.
Знамённая группа 11-го уланского полка. Полк дразнили «полувоенным, полугражданским» (Pół cywilny, pół wojskowy Jedenasty legionowy), а также утверждали, что в нём много мальчиков, но мало мужчин (Dużo chłopców, mało panów, Jedenasty pułk ułanów)
Польские кавалеристы назвали частушки-припевки «журавейками» (żurawiejka) и исполняли их на марше или на застолье поначалу со старым припевом «Żuraw, żuraw, żurawia, żurawiejka ty maja!» Тексты ниже можно понять без перевода:
Piją z beczki, nie pijani, To bydgoscy są ułani. (Пьют из бочки, но не пьяны То из Быдгоща уланы).
Jedzie ułan z dziesiątego Wyją psy na widok jego. (Едет улан из Десятого полка, Воют собаки, завидев его).
Gdzie koń chudy, ułan tłusty, To jest pułk dwudziesty szósty (Конь худой, а улан толстый - это Двадцать шестой полк).
Про полк существовало минимум восемь вариантов «журавеек», и если часть из них сообщала о любви к вину и благосклонности жительниц Люблина (W jukach wożą wina dzbanki, kochają ich Lublinianki), то другая сообщала о том, что если кто теряет пики в дозоре — так это 24-й полк (Lance gubi w czasie warty, to jest pułk dwudziesty czwarty).
Однако с началом советско-польской войны 1919-1921 гг. припев поменялся: «Lance do boju, szable w dłoń, bolszewika goń, goń, goń» — «Пики к бою, сабли в руки, большевика гони, гони, гони!» При этом темы припевок про уланские полки остались теми же, что и прежде, — в них сплошь алкоголь, женщины и вкусная еда, — перекликаясь со старыми текстами. Сравните русский и польский варианты:
Лучше всех берут барьеры — Это конно-гренадеры.
Dzielnie skaczą przez bariery Rokitniańskie szwoleżery (Храбро скачут через барьеры Рокитнянские шеволежеры).
Кавалерист 24-го уланского полка.
Польские кавалеристы, свысока смотревшие на пехоту (nie masz pana nad ułana — «нет пана над уланом»), после перечисления всех уланских, шеволежерских и коннострелковых полков пели: «Про пехоту не поём, да и видали мы их в заднице. Эти голодранцы на коня садятся с забора!»
O piechocie nie śpiewamy, Bo ją wszyscy w dupie mamy.
Bo piechota to hołota, Co na konia wsiada z płota.
«Журавейки» польской кавалерии ушли в прошлое вместе с самой кавалерией осенью 1939 года. Сложно сказать, есть ли традиция петь «журавейки» в современной польской армии, лишённой коней и пик — было бы интересно услышать старые песни на новый лад.
